Одежда в Храме

[Фиджa]

Три совета
 
Извечный женский вопрос «Что надеть?» не теряет своей актуальности при наших сборах в церковь. И если для «опытных» прихожанок он решается в два счета, то для тех, кто только переступил порог православного храма, возникает ряд затруднений. Мы привыкли дорожить своим имиджем, а здесь… Длинная юбка! Платок! Отказ от макияжа! Джинсам — бой!

Недоумения тех, кто недавно в храме, надеемся, разрешит диакон Андрей Кураев.

Начнем с того, что отношение к брюкам никак не является устоем Православной церкви и православной веры. Это не больше чем какая-то этикетная форма на сегодняшний день. Но когда-то за этим стояли две серьезные вещи.

Первое: в брюках в старые времена порядочные люди вообще не ходили, ни мужчины, ни женщины. Так было в Древнем Риме, так было в Палестине, так было в Византии. Люди ходили в туниках. А в брюках ходили варвары: они были кочевниками, все время на лошадях, и чтобы не натирать ноги о лошадь, они обматывали их тем, из чего потом получились брюки. Когда по Константинополю шел человек в брюках, то это, естественно, был варвар, то есть не христианин, и его не пускали в храм.

Когда варвары стали христианами, этот мотив ушел, но появился другой, связанный с карнавальными переодеваниями, которые когда-то имели религиозный смысл переворачивания всего наизнанку: мужчины в женской одежде, женщины в мужской, мирянин одевается монахом. Эти переодевания на Святки или Масленицу есть рудимент очень древних языческих ритуалов встречи Нового Года.

Приходит весна, начинается новый жизненный цикл. И хочется все плохое оставить в прошлом, избавиться от груза ошибок, как бы отменить историю, начать все с начала. А началом всего, первой страницей космической истории был хаос. Соответственно обновление жизни должно придти через погружение неудавшейся жизни, коррумпированной неудачами и грехами, в первобытный хаос.

Скоморошество, выворачивание всего наизнанку, смена социальных ролей, смешение мужского и женского, молодого и старого было разрушением социального космоса, устоявшихся социальных ролей, стереотипов. А, значит, суматоха Масленицы есть путь возвращения к докосмическому хаосу — возвращение на ту строительную площадку, на которой можно еще раз попробовать с нуля построить мир новый и, быть может, лучший. Поэтому переодевания мужчин в женщин и наоборот — это своего рода языческая форма покаяния, выражение желания жить по-другому. Но пришло христианство и принесло иные формы покаянного поведения: изменение не одежд, а сердца. Языческая лучинка на фоне евангельского солнца стала восприниматься не как источник слабенького, но света, а как источник вполне заметного чада…

Церковь очень хорошо понимала этот религиозный подтекст святочных или масленичных праздников. Скоморошество было альтернативой крещения и исповеди, ибо норовило обновить жизнь без покаяния просто хохмами и переодеваниями…

Память об этом некогда серьезном религиозном языческом подтексте переодеваний повлекла за собой негативное отношение к тому, что женщины надевают мужскую одежду

И, кстати, нет тут никакой дискриминации именно женщины. Неодобрение «переодеваний» касается всех — независимо от пола. Все мы знаем, что порой приходится выслушивать женщине, если она зашла в храм в «мужских» брюках. Но вы попробуйте представить себе, а что пришлось бы выслушать мужчине, решившему зайти в храм в юбке!

Что же касается косметики, то, во-первых, в Православии настороженное отношение вообще ко всему, что искусственно (то есть сверхприродно, но не благодатно). Даже электрический свет вместо естественного солнечно-свечного, парафиновые свечи вместо восковых, вазелиновое масло в лампадах вместо оливкового, концертное пение неверующих наемников вместо пения верующих прихожан — все это своего рода «косметика», от которой мы хотели бы избавиться… Церковным людям очень не нравятся даже усилители в храмах, усиливающие голос священника и звучание хора. Нетерпимы мертвые, искусственные цветы. Не должна звучать в храме магнитофонная запись церковного пения — пусть лучше звучит дряхлый голос старушки, чем лазерная копия какого-нибудь диска патриаршего хора. Все должно быть живым. Поэтому и косметика церковными людьми воспринимается как некая искусственная маска, штукатурка, налагаемая на лицо.

Во-вторых, храм — не место для лицедейства и лицемерия. Если человек пришел в храм, то к чему пудра и помада? Перед Богом надо стоять «голеньким».

В-третьих, женская косметика во все века была боевым раскрасом женщин, выходящих на тропу охоты на самцов. Но открывать в храме охотничий сезон на мужчин — это как-то нехорошо. К храму лучше отнестись как к «заказнику». Это место, где человек может быть просто человеком, а не сексуально зависимым существом. Храм дает свободу от сексуального гнета, от необходимости постоянно с кем-то заигрывать.

Ну вот, вынес я приговор столь же суровый, сколь и справедливый… А теперь начну его смягчать.

Снова во-первых. Во-первых, косметика Евангелием… предписывается: «А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое» (Мф. 6, 77). Считалось, что красивые волосы — это волосы блестящие, и для этого их смазывали маслом или жиром. Но в устах Христа это не косметический совет. Это совет духовный. Наша вера и так слишком шокирующе отлична от ожиданий мира сего. Поэтому не стоит по мелочам вступать с миром в конфликт. Не стоит слишком уж старательно подчеркивать нашу инаковость: ходить в черных одеждах, застегивать верхнюю пуговицу рубашки, с выражением постоянного благочестивого ужаса короткими межхрамовыми перебежками передвигаться по улицам городов…

Значит, если в твоем окружении «принято» умеренное пользование косметикой, если оно входит в правила приличия (нормы) в той среде, где живет и работает христианин, то не стоит нарочито из нее выламываться. Кстати, св. страстотерпица императрица Александра Федоровна косметикой пользовалась…

Во-вторых, — мотив «окосмечивания». Да, церковь отрицательно относится к таким изменениям внешности, которые призваны делать человека более сексуально привлекательным. Но представьте себе обычную школьную учительницу. В школе у нее чисто женский коллектив. Есть один мужик, да и тот одноногий военрук… Ясное дело, не за ним она идет ухаживать и не его идет поражать своим внешним видом. И если эта учительница просыпается на полчаса раньше, чтобы помучиться при работе над своим образом, то она делает это отнюдь не ради своего удовольствия и не ради флирта. В ее среде так принято, и она просто не хочет выделяться.

Если мотив такой, то в этом нет греха. Она просто исполняет часть своего профессионального долга — ей нужно «быть в форме». Ничего греховного в этом случае в ее действиях нет.

Что же касается запахов… В древней житийной литературе есть выражение о подвижниках: «Уста их дышали постом». От людей высокой духовной жизни, даже если они давно были лишены возможности менять одежду и посещать баню, не исходило неприятных запахов. Так что можно надеяться на то, что если мы станем подражать им, нам тоже не понадобятся ни шампуни, ни зубные пасты. Но если мы еще не в той мере духовного возрастания, то лучше не отпугивать от себя людей.

В итоге у меня три совета на тему об одежде и косметике.

Первый обращен к женщине, которая просто проходит мимо храма. В ее утренних замыслах посещения храма не было. Но вот проходила мимо, и в сердце шевельнулось желание зайти. Одежда ее «нецерковная»… Что делать? — Зайти. Если женщина знает, что у нее такая одежда, что может вызвать нарекания прихожанок, и тем не менее заходит на минутку в храм ради молитвы о своих детях, то это своего рода исповедничество и юродство: готовность принять оскорбления и неприятности ради того, чтобы помолиться.

Второй совет к женщине, которая специально идет на службу. Ей я советую одеваться «по-церковному». Нет, дело не в том, что если на вас будет юбка не того фасона, то Бог вашу молитву не услышит. Просто наше спасение от наших ближних, от того, какой мы оставляли след в их жизни. Ранили или исцелили. Открою тайну: молиться трудно. Несколько часов держать свой ум в состоянии постоянной молитвенной сосредоточенности — очень трудно. Конечно, человек отвлекается. Конечно, осуждает себя за эти отвлечения. И, конечно, ищет возможности оправдать себе хотя бы некоторые из них. И тут вы даете ему такой прекрасно-законный повод заняться чем-то другим помимо молитвы. Зачем давать повод ищущим повода? Зачем помогать входить во грех?

Третий мой совет — к самим прихожанам. Снова представим первую ситуацию: женщина случайно проходила мимо храма, и у нее появилась мысль о том, чтобы в него зайти. Но тут уже другая мысль остерегла ее: «Ты не так одета! Тебе туда нельзя!» Вопрос: «Какая из этих мыслей от Бога, а какая — от лукавого?» Так зачем нам-то становиться союзниками этого лукавого?

И еще нам очень важно помнить золотую формулу христианской этики: «Не мы терпим — нас терпят». Все мы в церкви только еле терпимы. Никто из нас не хозяин в храме. Домовладыка тут — Господь. Он позвал нас к Себе. Вспомним притчу о званых на царский пир (Мф. 22). Почетные гости не пришли. Царь тогда приказал позвать бомжей. Вот мы и есть эти бомжи. Так имею ли я право сказать на таком пиру при виде очередного гостя: «Да хтой-то там приперся! Государь, да ты глянь! Это же Гришка с Павелецкого вокзала! Да он же такой козел вонючий! Он мне вчера бычок не оставил! И вообще, он павелецкий, их в нашу приличную компанию брать нельзя, тут все только с Курского!» Так что не надо в церкви хозяйничать и изгонять из нее тех, кого позвал сам Владыка.

А вообще при разговоре о том, «како надлежит одеватися христианину», я вспоминаю ехидные слова христианского писателя третьего века Тертуллиана, которыми он начинает свой трактат «О плаще»: «Мужи карфагеняне! Я радуюсь, что вы столь процветаете во времена, когда имеется приятная возможность обращать внимание на одежду. Ибо это — досуг мира и благополучия».

Диакон Андрей Кураев

[Фиджa]

Ты — женщина, или встречают по одежке
 
…православный человек не должен за собой следить, то есть не только прихорашиваться, но просто следить.

И если человек в чистой,   выглаженной и красивой одежде,   значит, он неправославный. Из вопросов протоиерею Максиму Козлову

«Наши!», — насмешливо восклицает муж, потом вовремя вспоминает, что в детстве его учили «не показывать пальцем» и начинает всячески кивать в сторону группы женщин. Он страшно гордится своей наблюдательностью. Еще бы! Ты, жена, не заметила, а я сразу понял, что это женщины не простые, а православные, мало того — глубоко воцерковленные, не веришь? А вот сейчас мы с ними поравняемся. Так и есть:

- Это у Вас, Иулия, искушение!

- Простите, Фотиния, Христа ради…

Фотиния (в миру Светлана, можно просто Света) оглядывается по сторонам, не находит в округе ни одного храма, яростно крестится на Макдоналдс, подбирает в охапку юбку и ныряет в московскую подземку. Там она достанет из рюкзака замасленный, обернутый в позапрошлогодний «МК» молитвослов и начнет почти бесшумно шевелить губами…

Опознать в толпе большого города обычную прихожанку – дело несложное, но, увы, не по радостному лицу и доброму приветливому отношению мы узнаем ее. На голове неопределенного цвета платок. Юбка волочится по асфальту. Черная. Бесформенная. Часто бархатная, что ясно по только этому материалу   присущим потертостям. Сношенные ботинки. Ну и хит любого сезона – его величество рюкзак! Если на нем провести миниархеологические раскопки (можно воспользоваться   лезвием), вам повезет найти надпись «Олимпиада – 80!», на худой конец – «Голосуй сердцем!»

Это явление необъяснимо. Что-то вроде наивысшей ступени ложного смирения. Подумать только! Моде наплевательства, неаккуратности и уродливости следуют тысячи молодых женщин, призванных нести в мир красоту, выраженную не только в добрых делах и честной жизни, но и, как бы непривычно это не звучало, во внешности.

Только у нас вместо модных глянцевых журналов – устное народное творчество, передающее десятки ложных посылов типа

- В храме не красуются!

- Черный – цвет смирения!

- В тапочках-ровесниках службу отстоять легче!

- Торговые центры – вертеп разврата!

- Я этот платок уже два года не стираю, с тех пор как к мощам приложила. Благодатный!

- Эта юбка хоть и старая, зато «намоленная», я в ней крестилась!

Пожалуй, тут и остановимся: кажется, добрались «до самой сути» . Изломанное, несчастное поколение женщин, которых родители не крестили в возрасте сорока дней в беленьких рубашечках, бабушки не приучали ходить в церковь в белых же, вышитых бисером платочках, а мужья не вели под венец в белых платьях. Придя в храм через боль и страдание, женщина как бы говорит: «Боженька, видишь, мне больше ничего не надо!» На самом-то деле, отрекаемся мы от самого простого, ведь прожить без новых туфель и сумок намного легче, чем без осуждения и злобы. И мы вновь становимся свидетелями того, как кидается на молоденькую девчонку в розовой юбочке бабушка в изношенном мужском свитере с огромной надписью на груди «ADIDASUS » со словами: «В храме не красуются…. Ты внимание привлекаешь…»

Священники в храме облачены в красивые и яркие одежды, почему же мы контрастируем с той радостью, которую несет православие, своим унылым видом. Ведь поход в храм — это праздник. А праздник – это наряд…

Православный гардероб

Основа

Естественно, это длинная юбка. С тем, что негоже женщине носить мужскую одежду (в том числе мужские свитера!), спорить никто не собирается. Но тут есть несколько важных нюансов.

Во-первых, сама длина. Многие выбирают «миди» (намного ниже колен, но не до пола), что и понятно: не будет пачкаться о землю, особенно в слякотную погоду. Однако эта длина вообще мало кому идет, да еще при этом всегда подразумевает высокий каблук. Если это «не ваше» — а, скорее всего, дело именно так и обстоит, откажитесь от капризной юбки-миди. Лучше выберите длину «в пол». Всегда красиво, зрительно увеличивает рост и стройнит.

Во-вторых, модель. Очень часто можно встретить прихожанку в вечерней длинной юбке и, например, футболке. Хотя происхождение такого наряда понятно: юбка хоть и вечерняя, зато удобная, возможно, перепала вам «по наследству», а вот столь же нарядная блузка не позволит спокойно креститься и класть поклоны. Все верно, просто тогда и юбку надо найти повседневную.

И третье: стремитесь уходить от юбок «на резинке» и переходить к нормальной юбке «на молнии». Резинку придумали для того, чтобы было удобно копать картошку или мыть пол.

Платки разные нужны…

… разноцветные важны! О. Андрей Кураев любит говорить о том, что сейчас в храмах уже нет «белых платочков», на которых, в свое время, выстояла Церковь. Серо-грязно-черная масса . А ведь есть добрая традиция надевать на Пасху красный платок, на Троицу – зеленый, на Богородичные праздники – голубой, в Великий Пост – черный, а в остальное время – белый. Именно белый, а не белый в подковках и не белый в звездочках.

И еще: подделки. Когда на синем платке оранжевыми буквами написано: «FENDI. Made in China», становится неловко. Грубый, низкокачественный fake (фэйк – дешевые подделки самых дорогих брендов) осудил весь мир по многим причинам. Но нас интересует одна – с сумкой « Louis Vuitton » за 500 рублей и в платке « Chanel » за сотню вы выглядите глупо и смешно. Ведь огромные деньги люди платят именно за качество этих товаров (например, пожизненная гарантия на сумку Hermes) , а не за черные изделия, прошитые бело-красной нитью…

Платок – почти единственный аксессуар православной женщины. И поэтому их должно быть много: добротных, качественных и, как следствие, красивых.

Обувь

К сожалению, обувь должна быть дорогой. Просто потому, что качественной и недорогой в природе не существует. Зато таковая встречается в дисконт-центрах и на распродажах! Куда выгоднее купить летом шикарные сапоги, а зимой удобные мокасины, чем покупать на рынке непотребный ужас, вспоминая об обуви в самый последний момент.

О рюкзаках, рюкзачках и рюкзачищах

Они полезны в паломничестве. Сослужат незаменимую службу матери с двумя малютками. В остальных случаях рюкзак красит женщину – туриста, а не женщину-женщину.

Куда как приятнее держать в руках красавицу-сумку! Не ту, что из серии «Все по 200», а ту, что можно завещать внучке. Вы же можете позволить себе хоть одну, правда?

Винтаж

Сейчас многие подхватили это словечко. Но, к сожалению, не все понимают его смысл. Винтаж – это именные вещи, которым «за 50», а совсем не старье, провалявшееся на антресолях 5 лет. Винтаж – красит, старье – уродует.

Рынок и индивидуальный пошив

Мне встречались странные девушки, которые стеснялись признать, что великолепную юбку им сшила мама, но зато с гордостью рассказывали, что купили новый палантин… в «Лужниках». Но во все времена одежда, сшитая специально для тебя, считалась особенным шиком. А вот хвастаться товаром китайско-тайваньского производителя, который хамски одевает нас в дешевый ширпотреб… Нужно ли?

НИКОГДА не надо

Повязывать вокруг джинсов косынку. От этого они не превратятся в юбку.

Класть на голову носовые платки. Они все равно останутся носовыми.

Наматывать на голову «подручные предметы». Даже очень хорошо пристроенные на ней пакеты, кофты и газетки не превратятся в платок, увы.

И напоследок расскажу вам историю, в которую почти никто не верит. В одном московском приходе «заслуженная трудница церковной лавки» пошила себе разноцветные платья из парчи для священнических облачений… Стоит ли говорить о том, что от этого она не стала   «священнослужительницей»? 

Пелагея Тюренкова

[Фиджa]

Точка падения


 
Некоторое время назад публике была представлена новая коллекция известных дизайнеров одежды Дольче и Габбана. Она представляла собой реплики на тему византийского церковного искусства и включала иконные лики Божьей Матери и святых, священные христианские символы, которые выполняли роль аксессуаров и бижутерии.

Мы увидели большие кресты наподобие архиерейских и наградных, которые располагались ниже пояса моделей, лики святых были нанесены на каблуки или прикрывали срамные места.

Реакция мира моды оказалась вполне сдержанной – дизайнеров обвинили в отсутствии эксперимента и чересчур дословном цитировании церковных изображений.

В самом деле, мир массовой культуры и шоу-бизнеса давно привык к частому использованию сакральных христианских символов – бижутерия в виде креста и эстрадные певички в одеждах монахинь уже стали вполне общим местом. Также распространена в массовой поп-культуре и откровенно сатанинская символика, тиражирование которой уже стало огромной индустрией. Перевернутые кресты, пентаграммы и атрибуты сатанизма – неотъемлемая часть субкультуры, включающей в себя клубную эстетику, связанную с культом наркотиков, транса и самого широкого спектра направлений рок-музыки – от психоделики до так называемого «металла».

Оттого эксперименты с христианской символикой в дизайне модной одежды, произведенные Дольче и Габбана, выглядят для публики, искушенной антихристианскими экспериментами массовой культуры, очередной буржуазной скукой и даже неким возвратом к традициям.

Тем не менее, это событие представляет собой гораздо более значимое явление, чем просто очередная попытка ввести в оборот массовой индустрии шоу-бизнеса священные христианские символы, потерявшие для современного человека свое истинное значение. Оно демонстрирует новое состояние, к которому пришла западная цивилизация, являющаяся постхристианской по самоопределению и антихристианской по сути. Такое состояние можно охарактеризовать как «точку падения». В артиллерийской науке этот термин означает точку встречи снаряда с поверхностью земли. Так и в сложившейся социокультурной ситуации можно говорить об окончательном совпадении двух векторов – массовой и экспериментальной культуры. И эти векторы, взаимно влияя друг на друга и катализируя друг друга, с удвоенной скоростью влекут современную цивилизацию в бездну богоборчества.

Так называемая современная элитарная культура, включающая в себя и актуальное искусство, и рок-музыку, и экспериментальное кино, – представляла и представляет собой лабораторию массовой культуры, фабрику по разработке смыслов и образов, используемых затем индустрией моды, шоу-бизнеса и рекламы. Именно здесь, в этой эзотерической лаборатории, происходит тестирование общественного сознания на готовность или не готовность к новым смыслам и образам. И это тестирование происходит в форме снятия всех мыслимых и немыслимых ограничений, существующих в традиционном сознании путем нивелирования и уничтожения всех его форм, в первую очередь религиозной.

Последовательное стирание из культурной памяти цивилизации памяти о Боге, уничтожение религиозных кодов сопровождается изящно культивируемым разложением и является источником гигантских денег, зарабатываемых производителями продукта массовой культуры. Дело в том, что этот продукт, как и любой другой, имеет свои маркетинговые законы сбыта. То есть, человек, его потребляющий, должен затем испытывать эту потребность вновь и вновь, обеспечивая, таким образом, воспроизводство. Но такую потребность может испытывать лишь не цельный (уцеломудренный) человек, а человек с разрушенной и расчлененной волей, поскольку массовая культура адресована не к человеческой личности, а к отдельным инстинктам, которые в уцеломудренном сознании подчинены единой воле. Таким образом, перед массовой культурой стоят две последовательные и взаимосвязанные задачи: расчленить человеческую личность и, имея в виде адресата отдельные, легко просчитываемые психофизические инстинкты (например, половой или инстинкт разрушения), воздействовать на них напрямую.

Алгоритмы выполнения этой задачи и разрабатывает лаборатория экспериментальной культуры и современного искусства. В этом содержится глубинный смысл, своеобразное антитаинство современного искусства. Если христианское таинство призвано собрать воедино рассыпавшийся в грехе человеческий дух, то такое антитаинство служит полному уничтожению духа, призванного быть цельным, рассеиванию его по ветру.

Для того, чтобы бегло проследить основную траекторию современной культуры, являющейся лабораторией, в которой, в том числе, разрабатывается стратегия антихристианского вектора массовой культуры, необходимо упомянуть о некоторых авторах, ее определяющих. Это представители радикального крыла современного искусства, формирующие «тренд», по которому движется и будет двигаться в обозримом будущем современная цивилизация.

Из таких радикалов необходимо упомянуть, в первую очередь, представителя так называемого «венского акционизма» Георга Нитше, «работы» которого, кстати сказать, несколько лет назад были показаны в Москве. Акции и стационарные выставки его «Театра оргий и мистерий» представляют собой иллюстрации к евангельским событиям и используют христианскую символику, в том числе Распятие, погруженные в страшную кровавую вакханалию и голые тела статистов, изображающих безудержную оргию. Причем кровь используется как искусственная, так и настоящая, для чего приносятся в жертву животные и птицы. Эта жуткая языческая мистерия находится далеко за гранью добра и зла; это демонстрация крайней степени сатанинской одержимости, при которой полностью теряется человеческий облик. Нельзя также не вспомнить деятельность другого известного «автора» Оливьеро Тоскани, работающего больше в жанре постмодернистской фотографии, часто используемой в рекламе. Его широко растиражированные фотографии, рекламирующие компанию, выпускающую одежду, изображают целующихся католических монахинь и священников. Такую рекламу даже разместили в Риме у стен Ватикана, что повлекло за собой большой скандал, приведший, в свою очередь, к резкому увеличению продаж. Эта ситуация, кстати, во многом иллюстрирует связь современного искусства и массовой культуры, с тем лишь уточнением, что антихристианские сюжеты все более успешно работают на маховик индустрии массового производства.

Чаще всего объектом атаки «контемпорари арта» становится самая святая и сакральная для христианства символика, в том числе Распятие. Кощунственные изображения Господа на кресте – любимое «развлечение» постмодернистов, чего стоит хотя бы образ распятой пьяной лягушки, с кружкой пива в одной лапе и яйцом в другой (Мартин Киппенберг), или серия фотографий Распятия, сделанных через призму стакана с мочой автора (Андрес Серрано).

Нельзя не упомянуть также и недавние события, произошедшие в Москве и некоторых других городах нашей страны. Речь идет о серии скандальных выставок на антихристианскую тему и акции в храме. Существуя на периферии этого общецивилизационного вектора, постсоветская современная культура, тем не менее, повторяет то, что было актуально на Западе в 60-е годы.

Таким образом, гламурная, но от этого не менее кощунственная коллекция Дольче и Габбаны, является продолжением и своеобразным рубежом в общем антихристианском апостасийном векторе развития современной цивилизации.

Массовая культура, к которой относится и мир моды, черпая методы, смыслы и образы из своей лаборатории – экспериментальной культуры, тиражирует их, превращая в хорошо упакованный потребительский продукт.

С потрясающей точностью воспроизведенные образы христианского искусства уже не просто не воспринимаются как священные, но даже не осознаются как знаки, указывающие на ушедшую из жизни Европы культуру. Теперь это не более чем рассыпавшиеся в пыль осколки утраченных смыслов, говорящих о призрачном существовании умершей европейской христианской цивилизации. Это посмертное существование культуры, явленное нам двумя удачливыми содомитами, должно наконец подтолкнуть нас к осмыслению нашего места в мире и нашей христианской культурной миссии.

Ведь в конечном счете гибель христианской культуры – это наша общая беда, о которой можно лишь с горечью сказать словами Царя Давида: «И сказал безумец в сердце своем: несть Бог» (Пс. 14.1).

Андрей Яхнин

[ГалинаНарынкевич]

А я вот пыталась найти платье для беременных и кормящих, чтобы было теплое, с рукавом и длинное, но при этом элегантное, так вот искала я очень долго, и нашла только в Москве, и то, по-моему, не для кормящих. как-то в этом стиле мало что разрабатывается.  в наличии или что-то очень короткое, или тряпочка трикотажная висящая, либо вообще комбезы бесформенные. это наверное потому, что не так много людей  беременнеют несколько раз? и вообще я всегда все у портнихи шила, потому что КРАСИВУЮ одежду для православных найти сложно...

[Колибри]

Точка падения

 

Священники в храме облачены в красивые и яркие одежды, почему же мы контрастируем с той радостью, которую несет православие, своим унылым видом. Ведь поход в храм — это праздник. А праздник – это наряд…Православный гардероб

Согласна на все 100%.
И вообще, это как раз тот случай когда надо выбирать золотую середину. Чисто, аккуратно, скромно, но в то же время элегантно и красиво.

[Фиджa]

[ Гостям не разрешен просмотр вложений ] [ Гостям не разрешен просмотр вложений ]

[Фиджa]

О БЛАГОЧЕСТИИ ВНЕШНЕМ ЗАМОЛВИТЕ СЛОВО…

Игумен Нектарий (Морозов)

Недавно зашел у меня разговор с сотрудниками о темах для следующего номера нашего журнала, и предложена была в числе прочих такая: «Внешние проявления благочестия — подлинного и ложного». Сначала я по инерции было согласился, что да, дескать, стоит лишний раз об этом поговорить. Потом решил все же свериться с автором идеи — а одинаково ли мы понимаем, о чем идет речь. Выяснилось, что думали мы примерно об одном и том же. Например, о храмах, на дверях которых висят объявления: «Женщинам в брюках и без платков вход воспрещен». Или о «шиканье» уже в легенду превратившихся «бабушек» на молоденькую девушку, в чрезмерно короткой юбке зашедшей в церковь. Или о людях, которые так истово крестятся в храме и так низко и сосредоточено кланяются, что и службы самой не слышат, и, упади кто рядом в обморок, не заметят, не говорю уже, не помогут.
И я тоже уже готов был согласиться: с примерами такими сталкиваться, конечно, приходилось, слов нет, и сколько раз! Только вот...

Только вот лично мне кажется, что эта проблема больше в прошлом или постепенно отходит туда. А в настоящем куда актуальней другая. Проявлений благочестия, о которых речь, внешних то есть, стало настолько меньше, что уже об этом впору задуматься, а не о том лишь, подлинные они или ложные. Да и то — кто, кроме Господа, в подлинности и ложности разберется и верно рассудит?

Было время, когда для православной девушки нормой казались юбка до пят и платок, надвинутый на лоб, а для молодого человека — засаленные нечесаные волосы и всклокоченная борода. Время, когда, входя в храм, правилом было трижды в пояс поклониться, а оказавшись среди людей, подкрепляющихся пищей, всем бодро пожелать: «Ангела за трапезой!» и услышать в ответ такое же бодрое и жизнерадостное «Невидимо предстоит!». И после этого придирчиво исследовать упаковку с печеньем на предмет того, есть ли в нем яичный порошок или маргарин или что-то еще, чего нельзя в среду-пятницу-пост и чего не заметил благословивший трапезу священник. Была пора, когда на исповеди человек со слезами каялся в том, что поторопился при чтении правила или по болезни не все свои обычные поклоны положил.

Да, нередко приходилось доказывать, что не столь важна форма, сколь содержание, что случайно съеденный пряник с яичным порошком или пирог с сухим молоком вкупе с ароматизатором, «идентичным натуральному», это не самый ужасный грех, не предательство по отношению к Богу и своей вере, что куда страшней такие гнездящиеся в сердце и то и дело высовывающиеся наружу змеи, как лицемерие, коварство, злоба, зависть... И казалось, что это вправду очень плохо: такое фарисейское «отцеживание комара и проглатывание верблюда». Но вот сегодня... Сегодня комарами уже мало кто занимается, а с верблюдами ситуация тем не менее не исправилась.

Я не спорю: и сейчас можно встретить определенное число людей, для которых буква неизмеримо выше и значимей духа: потому хотя бы, что дух не увидишь и руками не ощупаешь, а буква — такая зримая и читаемая. Иногда это служит свидетельством новоначалия, младенчества в жизни церковной, иногда же, напротив, является признаком укоснения в подобном взгляде на христианство, причем чаще всего уже вполне сознательного. Ведь жизнь по букве куда проще, здесь не требуется «дать кровь», чтобы «принять Дух», а тем паче нет нужды отдавать Богу все свое сердце.

И все же: внешних проявлений благочестия нынче немного, и чем дальше, тем меньше. А между тем, сами по себе они не то, что не плохи, они просто необходимы. Конечно, «телесное упражнение мало полезно, а благочестие на все полезно», как говорит апостол Павел (1Тим.4:, однако общий принцип христианского подвига таков: вначале деяние, потом вИдение, на первых порах делание более телесное, и затем уже в большей степени душевное. Одно неразрывно связано с другим: где найдешь святого, который никак внешне своего благочестия не проявлял? Если только в лике Христа ради юродивых. Но вряд ли мы к этому лику себя причисляем.

На протяжении целого ряда лет то и дело можно было слышать: «Платок на голове не главное. И короткая юбка не беда! Если пришел в гости постом, ешь, что дают, не обижай хозяев: любовь выше поста! Не можешь молиться внимательно, молись лучше покороче, но собранней. Стесняешься, проходя мимо храма, перекреститься, обратись к Богу мысленно». И — вот удивительно! Похоже, именно эти советы и им подобные оказались в большей мере, чем какие бы то ни было другие, востребованы и исполнены. Впрочем, чего уж удивительного... Куда проще «сотворить послушание», когда тебе говорят: «не понуждай себя, не трудись», нежели в случае, если требуют противоположного.
А между тем свобода — удел совершенных, мы же, немощные и грешные, нуждаемся в законе, в том числе и в «законе внешнего благочестия». С чего прежде начиналось, помимо наставлений о смысле и содержании жизни иноческой, пребывание новоначального послушника в монастыре? С преподания ему целого свода правил внешнего благочиния. У святителя Игнатия (Брянчанинова) — уж насколько он был чужд всякого формализма и фарисейства! — целая глава об этом в «Приношении современному монашеству». Преподобный Паисий Величковский, опытнейший наставник делания не внешнего, а внутреннего, как-то раз увидел идущего по двору не в меру разбитного послушника, размахивающего при ходьбе руками, и тотчас вызвал к себе для разбирательства старца, которому тот был поручен, чтобы сделать ему строгий выговор. И не надо думать, что это лишь к иноческому чину отношение имеет. Не к иноческому чину, а к общему для всех нас новоначалию. Есть «внешнее», наполненное внутренним смыслом, носящее характер сложившейся традиции, и пренебрегать им нельзя, ни к чему хорошему это не приведет.

Суть не в том, что ходить надо по струнке и руки по швам держать, взор обязательно устремлять либо горе, либо, наоборот, долу, подолом юбки пол подметать, на шее четки вместо галстука носить. Это, на самом деле, и не благочестия проявление, а чудачества. Нет. Суть в другом.

Ну, например, тот же пост. Считается сегодня признаком «духовной культуры», «мудрости», «зрелости» разрешать себя от него — не по болезни, а по случаю прихода гостей или в гости, праздника на работе и т.п. Если же кто-то не хочет этого делать, но держится по силе устава, то рискует со стороны своих же собратий — православных — нарваться на критику: «Фарисей!».

И креститься с глубокими поясными поклонами, войдя в храм сегодня как-то не модно — не в интенсивности поклонов ведь благочестие заключается! И на священника, который рискует девушке подсказать (не приказать, нет!), что лучше бы не в джинсах в храм (да и вообще) ходить, а в юбке, все чаще смотрят как на ничего в подлинном христианстве и жизни духовной не понимающего ретрограда.

Зачем так отмахиваться от внешнего, которое не является определяющим само по себе, но формирует, тем не менее, определенное направление нашей жизни, влияет на наш настрой, а самое главное — смиряет? Ведь в борьбе против ложно понимаемого «фарисейства» можно далеко зайти, пытаясь максимально «деформализовать» свою христианскую жизнь.

Вот, скажем, обязательно ли при благословении целовать руку священника? Конечно же, нет. И разумный пастырь никогда не будет с усилием толкать свою десницу к устам испрашивающего благословения человека (мне даже книжка как-то раз попалась по пастырскому этикету, в которой говорилось, в частности, о том, что ни в коем случае так поступать нельзя). Но ведь в этом целовании сколько всего заключено! И благоговение перед священным саном и благодатью Божией, священников совершающей, и почтение перед тем, кого Господь поставил пасти словесное Свое стадо, и смирение опять же, столь требуемое, столь необходимое. Перестань это делать, — и рано или поздно возникнет соблазн похлопать священника по плечу — не просто как равного, а как младшего. И происходит это сплошь да рядом, может, не всегда в буквальном смысле, но происходит.
Та же дилемма — юбка или джинсы, те самые, которые вроде бы не мешают спасению. Или платок… Это вопрос послушания Церкви, простоты детского, не прекословящего мудрования и снова — смирения… Можно сотню доводов привести в пользу того, что «все это на самом деле неважно», а можно — принять то, что для Церкви всегда было нормой, правилом, и смириться.

И это касается не только мирян, но и нас, священников. Скажем, вопрос о духовном платье и волосах. Можно ли стричься коротко или брить бороду, можно ли ходить в светской одежде? Имеет ли этот вопрос какое-то отношение к нашему внутреннему миру? Известна ведь поговорка: «Борода как у Авраама...» и далее — про хама. А все-таки имеет.

Есть традиционный образ священника, который подчеркивает его определенную инаковость. Инаковость не как то, что сообщает пастырю особое достоинство, важность, а как то, что, с одной стороны, делает его всегда узнаваемым для тех, кто имеет в нем нужду, а с другой, заставляет его самого помнить о том, кто он, не забываться, не «смешиваться» с имеющими все же немного иной закон и правила жизни мирянами. И если священник отступает от этого образа, становится «непохожим» на пастыря внешне, то за редким исключением это бывает обусловлено именно желанием «не бросаться в глаза, быть как все» — с разными целями, редко с богоугодными.

Сюда же отчасти можно отнести и разговоры о нужности-ненужности поста перед Причастием и исповеди перед ним же. Вроде бы «и так, и так на самом деле можно». Можно, только результат разный. Потому что в одном случае Причастию предшествует определенный подвиг — воздержания и самоиспытания, а в другом нет.

Вообще, какую традицию, сложившуюся на протяжении многих поколений жизни церковной, ни возьми, однозначно можно сказать: отход от нее в сторону «большей мягкости», «большей легкости», «большей демократичности» не будет вполне безопасным. Особенно — в наше время, время всеобщей расслабленности, когда мы так легко освобождаемся от того, что кажется нам неудобным, прощаем себе свои недостатки, оправдываем собственные страсти и грехи. Мне кажется, что нам, наоборот, стоило бы сейчас быть к себе потребовательней и построже, пока мы не растеряли окончательно того, что у нас есть. Вреда от этой строгости не будет, только польза…

…Впрочем, ключевое здесь — «строгость к себе», а не к окружающим. В сущности, и отталкивает, и от Церкви отгоняет чья-то жесткость не по отношению к себе, а по отношению к другим, тем, кто к ней не готов и, более того, смысла ее не понимает. Более того, опыт свидетельствует о том, что строгий к себе человек чаще всего милостив и терпелив к окружающим его. Ни от кого ничего не требует, но просто являет собой пример того, как можно и как должно. Пример благочестия. Внутреннего и внешнего, связанных друг с другом неразрывно.

[Фиджa]

Снимите это немедленно?

В наши дни церковные «дресс-коды» стали гораздо мягче тех, что были приняты в среде неофитов лет двадцать назад. Сегодня мы редко встречаем прихожанок, по самые брови укутанных в темненькое и в старенькое, равно как и прихожан в сапогах и рубахах навыпуск. Но, тем не менее, есть немало людей, которым сильно мешают воцерковиться их привычки в одежде. Ну вот просто не могу надеть платок, ни за что, никогда! Стоит ли отмахиваться от этой проблемы как несерьезной?

Одежда — очень важная сторона осознания человеком себя. С ее помощью мы защищаемся и закрываемся от одних людей и стараемся произвести наилучшее впечатление на других. Создавая свой стиль и образ, мы боремся с неуверенностью в себе, скрываем недостатки, творчески самовыражаемся. А однажды приходим в церковь и обнаруживаем, что многое из того, что долгое время так хорошо помогало, поддерживало и служило опорой, теперь нельзя. С одной стороны, спасение души и «сними одно, носи теперь другое» кажутся вещами, несопоставимыми по значимости и масштабу, а, с другой, камнем преткновения на пути к храму становятся именно что «юбочки-платочки».

Как же быть, если вы «и рады бы в рай, да грехи не пускают», то есть уже созрели для того, чтобы начать ходить в церковь регулярно, но понимаете, что там невозможно выглядеть так, как вы привыкли? Давайте поговорим о плюсах и минусах возможного переодевания.

Итак, первый вариант — вы приобретаете несвойственный для вас прежнего, как в старину говорили, «кобедничный» костюм, нарядный и строгий. Это дает вам возможность:

— Почувствовать себя в новой роли верующего, церковного человека. Возможно, в новой одежде к вам придут новые чувства, манеры, мысли.

— Показать окружающим: я — такой же, как вы, я ваш брат или сестра, я часть той же общины.

— Не вводить молящихся по соседству и, в особенности, монашествующих, если вы прихожанин монастыря, в смущение нескромным внешним видом, никого не отвлекать от богослужения.

А теперь — о минусах резкой и внезапной смены образа.

— Священник, у которого вы будете исповедоваться, и прихожане, которые могли бы стать вашими близкими духовными друзьями, не будут знать, каковы вы на самом деле. Повседневная одежда может рассказать о человеке гораздо больше, чем любые слова на исповеди. Если вы хотите, чтобы врач поставил вам точный диагноз, то нужно иметь мужество рассказать и показать ему все, а не сбивать высокую температуру жаропонижающим и не закрашивать синяки под глазами тональным кремом. Возможно, если бы ваш духовник один раз увидел вас на огромных золотистых каблуках или в кожаной косухе с заклепками, то это рассказало бы ему о вашем духовном устроении гораздо больше, чем целая толстая тетрадь с переписанными из книг грехами.

— Вы не заметите в себе изменения, связанные с приходом к вере. Если вчера вы чувствовали себя комфортно только в самом радикальном мини, а сегодня по доброй воле тянет на длинные романтические платья, то вы ясно ощущаете, что теперь стали другой, которой прежний гардероб не подходит. А воскресный маскарад для окружающих без глубоких внутренних перемен никакой пользы душе не приносит.

— Вырвутся наружу и дадут о себе знать все те психологические проблемы, с которыми вы справлялись с помощью одежды. И вам придется нелегко. Например, молодая девушка с заниженной самооценкой могла чувствовать себя на людях уверенно только в том случае, если строго следовала новейшим тенденциям моды. А тут она оказывается в мучительном противоречии: или попытаться соответствовать новому, церковному кругу общения, где за своих принимают «юбочниц и платочниц», но при этом краснеть за свой внешний вид по дороге от метро до храма и вжимать голову в плечи, сильнее всего опасаясь встретить в таком виде старых знакомых. Или же носить привычное, но при этом чувствовать себя в приходской среде чужой. Да, несомненно, бояться выглядеть немодно — это грех тщеславия, но борьбу с этой страстью нужно выстроить так, чтобы она тебя не сломала и не раздавила.

— Есть опасность просто слишком много начать думать об одежде и отдавать ей слишком много сил и средств. Платочек выбрала под цвет праздника, юбочку — к платочку, еще сумку — к тому и другому, а потом вдруг оказывается, что стоило это все 18-ти часов, бездарно убитых в торговых центрах, и половины зарплаты. И вроде как делалось все это ради утверждения в христианской жизни, с самыми благими намерениями…

Особенно осторожными нужно быть с подростками, которые любое вторжение в их личный гардероб воспринимают как насилие. Если вашей 14-ти летней дочери в толстухе с изображением любимой рок-группы и с синими дредами на голове где-то не рады, но душа ее ко Христу тянется, то, может быть, стоит подыскать православную «молодежку» именно для таких, а не переодевать девочку в то, что нравится бабушкам у подсвечника, рискуя тем самым поссорить подростка с Церковью если не навсегда, то надолго?

Ольга Гуманова

[Фиджa]

Мы в ответе за тех, кого оттолкнули...

На дверях иконной лавки одного из саратовских храмов я увидела следующее объявление: «Женщинам без платка и в брюках, мужчинам в шортах вход в храм воспрещён!». Стало не просто грустно — больно. Призывать к соответствию внешнего облика храмовой культуре можно и нужно, наверное. Но стоит ли делать это в такой вот нетерпимой и категоричной форме? Не лучше ли просто попросить человека в следующий раз одеться по-другому?

Кто приводит человека в храм? Бог, пути Которого неисповедимы. Вправе ли мы, люди, вторгаться в этот процесс, иначе говоря: того, кого Он привел, не пускать?

Девчонка в джинсах, да и косынки у неё с собой нет, но для неё настал момент истины, и она впервые переступает порог храма. А мы ей — простите уж за такую резкость — с размаху по лицу: вход воспрещён! Тут ведь возможны самые драматичные варианты.

Обиженная нашим объявлением девчонка развернётся, уйдёт от православного храма... А на соседней улице к ней подойдёт её ровесник либо ровесница. И с широкой улыбкой пригласит её на собрание церкви Объединения, она же секта Муна. И там, в этой секте, никто не попрекнёт девочку ни джинсами, ни даже самой смелой маечкой — там её примут такой, какова она есть.

Может быть и хуже. И петлю себе на шею может надеть человек, не справившись с личным кризисом. Войди он в тот день, в тот вечер под своды храма, постой хоть десять минут — глядишь, и отхлынула бы чёрная волна, и отодвинулась бы роковая черта. Но вот беда: не так был одет, не пустили!

Что важнее, в конце концов: одежда или душа человеческая? Мы в ответе за тех, кого мы оттолкнули. Мы не должны перекладывать всю вину — вину за то, что они не в Церкви, не в Православии — на них самих. Горько об этом говорить, но оттолкнули мы многих.

Почему-то именно на Троицу, именно в этот светлый праздник, да ещё в моем любимом храме — не буду его называть — имел место случай, крайне меня огорчивший. Во время богослужения за моей спиной раздался резкий женский голос:

— Чей ребёнок?!

Я обернулась. Женщина средних лет сжигала взглядом малыша лет шести, который, на мой взгляд, не делал ровно ничего плохого и никому не мешал.

— Мой...— испуганным шёпотом откликнулась молодая женщина, державшая на руках ещё и младшего сына.

— Он у вас левой рукой крестится!!!

Я попыталась вмешаться: не беда, мол. Он же маленький ещё. Подрастёт — разберётся, какой рукой креститься. А сейчас важно, чтоб в нём вера была. Не осквернит же нам это дитя храм, в конце концов! Не вменит же Господь это во грех ребёнку!.. Но во время Божественной литургии дискуссии в храме вести не будешь. Меж тем бдительная прихожанка, совершенно упоённая своей праведностью (вернее, правильностью), испепеляла гневным взглядом уже не только ребёнка, но и меня. А мама бедного мальчика... Мама была обезкуражена и расстроена вконец. Расстроена именно тем, что её сын сделал что-то плохое в церкви и получил за это порицание... Ребёнок же совсем растерялся и, скорее всего, будучи от природы левшой, на свою беду еще раз перекрестился левой. За что и получил от мамы ощутимый подзатыльник с резким окриком: «Правой, кому сказали, правой!..»

Как вы думаете, скоро этому малышу захочется опять в храм? И какое представление он будет иметь теперь о православной вере?

Еще одна печальная сцена. Во время службы в храм входит молодая женщина, бледная, заплаканная — что-то у неё, видимо, случилось. Подходит к иконе Богоматери, опускается на колени. Я вижу, что по её щекам текут слёзы... А затем вижу энергичную такую бабушку — из тех, кто всё время в церкви и «всё знает». Бабушка подбегает к молящейся и пихает (буквально — пихает) её в спину:

— Сейчас нельзя на коленки вставать!.. От Пасхи до Троицы нельзя!

Действительно, канонические правила не предусматривают коленопреклонённых молитв в храме от Пасхи до Пятидесятницы. Но плакавшая перед иконой Богоматери женщина этого, видимо, не знала. Или... Или она просто не живёт еще по канону. Это ведь не может сразу с человеком произойти!

Но она преклонила колени перед образом Богоматери, она обращала к ней слёзную мольбу... Почему мы решили, что вообще вправе вторгаться в этот совершенно интимный момент? Хочется повторить ещё раз: не осквернила же эта женщина храм, в конце концов, опустившись на колени перед Богоматерью!

Ну откуда в нас это — скрупулёзное внимание к соблюдению канонических и просто традиционных правил — при полном равнодушии к человеку, к его чувствам, к его судьбе? Это ведь не праведность — это именно холодная правильность, лишённая любви.

Виктория Васильева

[Miranda]

В начале зимы узнала о магазине православной одежды в Свято-Елизаветинском монастыре, они продают готовую продукцию и шьют на заказ. Очень много разных красивых вещей, особенно каких-то мелочей навязанных крючком. Повседневная одежда стоит столько же сколько и в обычных магазинах. Разрешили мне сделать несколько снимков. Попробую добавить в эту темку костюмы для православных женщин.

[Фиджa]

miranda ice, Спаси Бог! 
Так не пресно и интересно! 

[Фиджa]

[КАлина]

Фиджa, это почти про меня! Вот сегодня  девочкам в Ботаническом Саду рассказывала,что детей крестила и без платка и в брюках. И ни разу даже мысль не закралась, что ТАК нельзя. И честное слово, пока в эту темку пару месяцев назад не заглянула - и не подумала, что могла своим видом кого-то оскорбить.  стыдно теперь.

[Фиджa]

К деду в деревню приехал внук:
- Дед, все мне у вас нравится, да только девушки все в длинных юбках, в платках, больно скучно.
Дед вынул из кармана две конфетки. Одна была в фантике, другая без.
- Какую выберешь, внучок?
- В фантике, конечно.
- А почему?
- Она чище.
- Ну вот и с девушками так же.

[Фиджa]

Только у нас вместо модных глянцевых журналов — устное народное творчество, передающее десятки ложных посылов типа

— В храме не красуются!
— Черный — цвет смирения!
— В тапочках-ровесниках службу отстоять легче!
— Торговые центры — вертеп разврата!
— Я этот платок уже два года не стираю, с тех пор как к мощам приложила. Благодатный!
— Эта юбка хоть и старая, зато «намоленная», я в ней крестилась!

Пожалуй, тут и остановимся: кажется, добрались «до самой сути» . Изломанное, несчастное поколение женщин, которых родители не крестили в возрасте сорока дней в беленьких рубашечках, бабушки не приучали ходить в церковь в белых же, вышитых бисером платочках, а мужья не вели под венец в белых платьях. Придя в храм через боль и страдание, женщина как бы говорит: «Боженька, видишь, мне больше ничего не надо!» На самом-то деле, отрекаемся мы от самого простого, ведь прожить без новых туфель и сумок намного легче, чем без осуждения и злобы. И мы вновь становимся свидетелями того, как кидается на молоденькую девчонку в розовой юбочке бабушка в изношенном мужском свитере с огромной надписью на груди «ADIDASUS " со словами: «В храме не красуются…. Ты внимание привлекаешь…»

Священники в храме облачены в красивые и яркие одежды, почему же мы контрастируем с той радостью, которую несет православие, своим унылым видом. Ведь поход в храм — это праздник. А праздник — это наряд…

Пелагея Тюренкова